@темы: platypuses don't do much, а завтра я пойду на войну

@темы: platypuses don't do much, игуана игуаина

@настроение: if at first you don't succeed - call an airstrike

@темы: platypuses don't do much, роббен плачет и уходит

@темы: роббен плачет и уходит

Вот за что я люблю свою работу, так это за удивительную традицию сообщать о важных, срочных и проваленных дедлайнах походя.
- А, вы завтра экзамен принимаете.
- Д-да, мне вчера как раз сказали.
- А материалы на стопицот человек вы подготовили?
- ...
...
...
...


И ладно бы хоть теперь сидел готовил. А то сначала спал, потом шерстил ютуб, а теперь нашёл в статье слово "вундервафля" и больше не могу воспринимать сделки по вооружению всерьёз.
Тч.

@музыка: джефф харди

@настроение: джефф харди ты меня отвлекаешь!11

@темы: platypuses don't do much, роббен плачет и уходит, фитнес для дошкольников

0. Всё забываю, для протокола: та неделя так и прошла под знаком зебры. Я узнал ещё одно значение этого слова.
Так что теперь я их знаю четыре.
Кто больше?

1. Всё, сдали мы свои экзамены. Меня чуть-чуть похвалили. Чепчики, чепчики. Хрестоматийным образом сразу же, конечно, заболел.) И всё ещё таскаюсь на работу по каким-то спорадическим делам.

2. Я был на Рестлмании 26 апреля. Nobody cares. Но я всё равно был. Радость, счастье, восторг.
СМ Панк, правда, таки не приехал. Но он и в параллельный тур не поехал тоже. Всех наебал, красавчик. За это и люблю. х)
В это время он, конечно, страдал хернёй.





3.Эээээ.
А, ну. Я сломал свой телефон. Крепостной Толя принёс мне картошку. Я купил пробковую доску. Летом мы с матушкой едем в велотур вокруг Боденского озера. Я нашёл универсальный мотиватор.
Он под катом!

@темы: platypuses don't do much, если вы по каким-то причинам не являетесь поклонником датского футбола, фитнес для дошкольников

@темы: роббен плачет и уходит, а завтра я пойду на войну

а) Даже и не знаю, что делать с то и дело возникающими порывами написать какой-нибудь ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩИЙ текст. Чтобы вот так прямо прочитал, и кажется, что всё хорошо.
Это совершенно противоречит моим творческим принципам, взглядам на жизнь и всем имеющимся в голове сюжетам.)

б) Пора признать, что у меня нет вкуса в кинематографе. После того, как мне понравился второй "G.I.Joe", эта печальная истина предстала передо мной со всей ясностью.
С другой стороны, я не вижу принципиальной разницы между этим фильмом и, например, "Мстителями". Кроме раскрученности персонажей.
Божественная мотивация фантастического экшена вообще всегда выносила мне мозг. Первые минуты ты сопротивляешься вялым "так нельзя, так нельзя, ну это же бред, бред, ну что вы за уроды" - а потом сознание отказывается критически обрабатывать эту ахинею, и сразу так хорошо становится. Пони, единороги, шипперить.
А самая прекрасная мимическая игра, ящитаю, у SnakeEyes. Что само по себе говорит о многом.
видеть

@настроение: вставать скоро Оо

@темы: если вы по каким-то причинам не являетесь поклонником датского футбола

А я тут тоже с итогами ЗФБ. Но быстро. У меня режется зуб мудрости, и я пью водку. Она оказалась вкусной, а я и не знал, что такое бывает. Оо
Мы 22е. Очень даже очень для несуществующего фандома.

Есть чем гордиться:





Лично своими результатами доволен: написал четыре текста из планировавшихся шести. Один годный, один я люблю, один все хвалят и один - в числе лучших моих текстов ever. А ещё я музыку на челлендж делал. Музыка, имхо, удалась, а качество исполнения, конечно, ёбаный стыд (именно исполнения. то, что качество записи скверное, я считаю нормой и не понимаю людей, у которых к этому претензии. не на студию же я ехать должен был?).

Поста будет всего два. Этот - с драбблами, и ещё один - с мини.

Название: Билл Смоук и одна нравственная дилемма
Размер: драббл, 760 слов
Персонажи: Билл Смоук, Ллойд Хукс, Альберто Гримальди, воображаемые сиротки
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Краткое содержание: У этого человека была предельно простая миленькая маленькая жизнь, пока от него не захотели диаметрально противоположных вещей.

на самом деле, это просто пристрелка к персонажу. не думал, что и правда в выкладку пойдёт.Жизнь всегда была для Билла Смоука предельно простым явлением. Надо только уловить поток сил, и дальше он несёт тебя сам: мимо этических суждений, сквозь мораль и закон, прямиком к этому крошечному, наркотически опьяняющему чувству: «Смотри, что я сделал».
Никаких моральных терзаний он не испытывал, призраки убитых не являлись ему в кровавых кошмарах, а Сатана не грозил из огненной ямы — но не потому, что у Билла не было уж совсем никаких моральных ориентиров: наоборот, именно они и служили защитой. Всё это просто: он — наёмный работник, он — средство, он — оружие. И если бы одно оружие вдруг отказало, владелец просто использовал бы другое. А старое отправил на покой — конечно, вечный.
Всё было в порядке и тогда, когда Альберто Гримальди, его официальный шеф, попросил «присмотреть» за амбициозным сверх меры «энергетическим гуру» Ллойдом Хуксом: всё было в порядке в том числе и при условии совершенно очевидного итога такого «присмотра». Вот только Гримальди был не единственным, кто платил Биллу деньги за решение своих маленьких проблем.
Момент истины настал тогда, когда Ллойд Хукс в своей обычной небрежной манере произнёс:
— Меня беспокоит наш старый друг, Альберто Гримальди.
Билл внимательно склонил голову, ощущая, как déjà vu оседает на органах восприятия липкой паутиной. Как натягиваются над его головой пружины примитивных механизмов.
— Если я не ошибаюсь, — с необязательной оговоркой продолжил Хукс (ошибался он не чаще самого Смоука), — вскоре его ждут дела на Тримайл-Айленд. И, кстати, не его одного: один известный нам доктор с сомнительными контактами летит с ним. Было бы удобно убить двух зайцев одним махом, не думаешь?
Билл Смоук склонил голову чуть ниже, обозначив кивок.
Мышеловка захлопнулась.

Билл Смоук стоит перед зеркалом и ничего особенного в нём не наблюдает. Стекло; он даже слишком расфокусирован, чтобы видеть в нём собственное лицо. И пока он стоит и смотрит в стекло, вся его понятная, размеренная и классная жизнь летит наперекосяк.
Рассуждая с исключительно формальной и материалистической точки зрения, он находится в исключительно выгодной позиции: он может выполнить любой из этих противоречащих друг другу приказов, на собственное усмотрение, с гарантированной наградой. Людям его профессии вообще нечасто предлагают такую широкую альтернативу — но именно это и выбивает из колеи.
В момент, когда колоссальные силы сталкиваются, чтобы стереть человека с лица земли, Билл Смоук абсолютно счастлив ролью средства, которым эти силы пользуются, но никак не одной из этих сил. Он не нанимался мойрой ни к одному, ни к другому.
— Разбирайтесь сами, мистер Гримальди, мистер Хукс, — говорит Билл. Он отходит от пустого стекла, садится к столу и делит лист бумаги на два столбца: неинтригующие А.Г. и Л.Х.
Начать стоит с того, на чём другие бы и остановились: Ллойд Хукс предложил больше денег. Вот только Билл работает не ради денег, о чём знают, кажется, даже те, кому и вовсе ничего о нём знать не следует; так что небрежно нарисованное обозначение доллара в колонке «Л.Х.» для него просто один аргумент среди многих. Вот следующий будет чуть важнее: на Гримальди он работает дольше. Циферблат в колонке «А.Г.», и на этом в принципе заканчиваются все достойные причины не убивать человека; любого человека.
Билл Смоук роется в памяти в поисках того самого поступка или жеста, который решит судьбу обоих. Он откидывается на спинку стула, пытаясь представить себе, как Альберто Гримальди кормит сироток под Рождество — или как Ллойд Хукс очищает морских черепах от нефтяной плёнки. Но пока воображаемые боссы строят приюты для бездомных котяток и защищают права мигрантов, реальные Хукс и Гримальди приказывают своему киллеру устранять женщин и старушек, перегрызая глотки всем, кто встанет на пути между ними и властью. И, заглянув себе в душу, Смоук точно знает одно: именно того, кто кормил бы сироток и подбирал котяток, он застрелил бы, не колеблясь. Не потому, что он так уж не любит десять заповедей: просто потому, что власть не идёт об руку со слабостью. Он служит силе, не добру.
Он может часами взвешивать все «за» и «против». Он может бросить жребий.
Билл тянет руку в карман, достаёт монету и подбрасывает в воздух. Аверс — жить будет Ллойд Хукс, реверс — Альберто Гримальди.
И за ту вечность, что вращается в воздухе неодушевлённый оракул, Билл Смоук вдруг принимает решение. Оно даётся теперь удивительно просто: тем ощущением, от которого передёргивает спинные мышцы. С мистического шестого органа чувств, которым Билл воспринимает течения сил, словно слетает сонливость, когда он пытается облечь в слова то, что ощущает: только Ллойд Хукс и должен получить этот шанс и эту вожделенную должность, потому что только Ллойд Хукс и будет жить после этого в ощущении опасности. Счастливый и бдительный, настороженный и агрессивный. Каким и должен быть.
Когда юбилейный четвертак наконец прекращает почти бесконечное дребезжание на столе, в комнате уже нет никого, чтобы увидеть барабанщика на реверсе.

Название: Пубертат
Бета: Китахара
Размер: драббл, 620 слов
Пейринг/Персонажи: Билл Смоук/Фэй Ли
Категория: гет
Жанр: character study
Рейтинг: G

читать дальшеКогда сближаешься с человеком, узнаёшь о нём мелочи, которых спокойно мог бы и не знать. Но не знать их уже не можешь.
Фэй Ли, например, чувствует себя навеки обременённой знанием о том, что Билл Смоук ест лёд из морозильника, подзывает кошек по-французски и обязательно читает на ночь хоть страницу книги – что самое печальное, любой. От стимуляторов, которыми он закидывается перед «тонкой работой», у него потом такие же побочные эффекты, как у подростка после первой вечеринки с алкоголем. А ещё он почти не пьёт, не курит, не так уж сильно интересуется сексом, и вообще непонятно, зачем они друг другу нужны.

По всей видимости, у него был очень трудовой день. Или, что вероятнее, ночь. Приехал в гости в пять утра с тем самым пустым похмельным взглядом – можно было бы принять за совесть, но это просто реакция организма на чудо-таблетки. К пятой чашке кофе глаза Билла снова становятся осмысленными. С интересом этолога он наблюдает, как Фэй ест яблоко, целиком, вместе с сердцевиной.
– Цианид, – говорит Билл, и это первые его слова за сегодня.
– Что?.. – Фэй глотает последний кусочек.
– В яблочных семечках цианид. – Выражение лица Фэй становится странным, и он усмехается: – По естественным причинам, а не потому, что я тебя отравил.
Фэй скептически поднимает бровь:
– Теперь я умру?
– Не от этого, столько яблок ты не съешь. Но сейчас происходят вещи, от которых тебе следует держаться подальше.
Фэй дёргает плечом.
– Я вообще не лезу в ваши кровавые убийства. Стреляйте себе сиксмитов сколько угодно.
Билл наставительно поднимает палец:
– А вот этого ты не знаешь.
– Конечно, не знаю, – соглашается она. – Крупные секреты тем и отличаются, что их хоть и знают все, но показывать этого нельзя.

Началось это всё вообще из-за того, что день был дождливым – каким бы жалким оправданием это ни казалось. Фэй зачем-то поверила прогнозу погоды, оставила машину дома и рассчитывала по Суоннекке пройтись пешком, наслаждаясь индустриальным спокойствием, а дальше почитать книжку в автобусе.
– Чёрт, – сказала она, и снова вернулась под козырёк у входа. – Дьявол.
Грубее она не выражалась: это увеличивает мировую скорбь.
– Пойдём, я подвезу, – сказал Билл Смоук так непринуждённо, словно она к нему и обращалась. Фэй вздохнула и не стала отказываться.
Адреса он не спросил. Конечно, ничего особенного не было в том, что он читал её личное дело, но всё-таки странно, что помнил его наизусть.
– Пригласишь на чай? – спросил Смоук, когда «шевроле» затормозил у входа.
Фэй покачала головой. Сунула руку в карман пальто и тихо чертыхнулась.
– Я же точно помню, что брала ключ.
– Вот видишь, тебе всё равно нужна моя помощь.
– Не уверена. Не очень люблю, когда мне ломают дверь.
Билл хмыкнул:
– Обижаете, мисс. Всё это делается тихо. Практически шёпотом.
«Шёпотом» он открыл все три замка, заставив Фэй чувствовать себя обманутой производителями самых надёжных дверей. И спросил:
– А как теперь насчёт чая?
Фэй вздохнула. И не стала отказывать.
Ключ он вернул ей на следующий день.
Если задуматься, во всём этом даже не было никакого смысла. Ведь взрослые же люди.

– Я выгораживаю тебя перед Гримальди, а ты водишься чёрт знает с кем. Ты думаешь, ты вообще была бы жива, если бы эту работу поручили не мне?
Фэй безмятежна:
– Так и выполняй свою работу. Тебя что-то останавливает?
Билл Смоук качает головой.
– Не ввязывайся в погоню за этим отчётом. Я не смогу тебя защитить. Я не буду даже пытаться.
– Тебе не понадобится. – Теперь чувствуется, что за безмятежностью Фэй дрожит напряжение. – Я всё сделаю безупречно. У меня есть свои люди.
«У меня есть даже твои люди».
Билл смотрит на неё с усталостью.
– Сиди и занимайся своей работой. На моём поле тебе меня не переиграть.

Билл Смоук вроде бы даже смиряется с мыслью, что симпатичная ему женщина перейдёт дорогу не там, не тем людям и не в то время. И всё равно это происходит немного неожиданно.
Могла бы и не попадаться в ловушку, предназначенную другому человеку.
Ведь взрослые же люди.

И со спецквеста.

Название: Работа над ошибками
Размер: драббл, 906 слов
Персонажи: все основные плюс какой-то Дэвид
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: всё идёт не так.
Задание: Персонажи (один или несколько) теряют одно из пяти чувств (зрение, слух, вкус, обоняние или осязание). Способ потери на выбор: от простой повязки на глаза до выколотых глаз.

читать дальшеПостепенно из каюты исчезает запах затхлости, и это радует Адама, пока он думает, что наконец научился его не замечать. Потом еда теряет и аромат, и вонь. А когда мир покидает солёная свежесть моря, Адам Юинг наконец понимает, что потерял обоняние.
– Это не страшно, – говорил успокаивающе доктор Гуз. – Этого, дорогой Адам, вам совершенно не стоит бояться. Сосредоточьтесь только на том, чтобы изничтожить нашего червя, поедающего, хе-хе, извилинки в вашей голове…
Адам меланхолично кивает, от этого кивка комната дрожит и кружится ещё несколько секунд. Но он-то знает, что теперь уж смертельно, неизлечимо болен, окончательно обречён. Он-то знает, что теперь он потерял чувство.
Вечером пытается думать о Тильде и о Джексоне, но мысль снова и снова соскальзывает на тревожащий симптом. И когда Адам молится перед сном, он вдруг просит, неожиданно для себя самого, дать ему шанс. Если только чудо позволит ему не умереть, он сделает иначе.
Что именно – он не знает.

«Дорогой Сиксмит», пишет Фробишер, «любой на моём месте думал бы о Бетховене, но поэтому-то я и гоню от себя призрак косматого немца. В конце концов, то, что я стал так же глух, увы, всё ещё не означает, что я напишу свою Девятую симфонию»…
Сохранять чувство юмора в этих письмах немного труднее, чем кажется. Сочинять музыку, когда ты не слышишь шмыгания собственного носа, – немного труднее, чем кажется. Фробишеру хочется бить кулаками о стену, но останавливает то, что он не услышит звука.
«Знаешь, Сиксмит, я почти поверил в бога – почему бы ему и не существовать? Просто он глухой, слепой, несчастный паралитик. Однако же, я не собираюсь падать духом, и…»
Тогда слова отказывают ему окончательно. Он яростно сминает начатое письмо и не слышит шелеста бумаги. Он шепчет проклятия, зная точно, что глухой и мёртвый бог не услышал бы его, даже если бы до потери голоса кричал в небеса.
А может быть, он даже и вправду кричит.

Луиза Рей касается старых писем, написанных мёртвым человеком мёртвому человеку. Потом теребит край блузки. Проводит рукой по краю стакана, опускает палец в воду. Вынимает, задумчиво рассматривает, вытирает руку о скатерть, касается пальцами щеки, поправляет волосы.
На ощупь всё это ощущается одинаково: никак.
Джерри Нуссбаум как-то говорил Луизе, что так начинается рак мозга. С другой стороны, Джерри Нуссбаум как-то говорил Луизе, что Элвис умер во время службы в армии, и с тех пор все видят только его брата-близнеца.
Луиза чувствует жуткую растерянность. Наверное, она просто слишком много работала в последнее время. Слишком мало спала. Это скоро пройдёт. Просто потому, что всё проходит хоть когда-нибудь.
Забавно. Она почему-то не находит другого слова.
– Это… забавно, да. Я бы хотела, чтобы кто-нибудь мог мне помочь.

Вот уж что способно довести до белого каления – это собственное тело, когда отказывается работать как надо. И ведь всё, небось, из-за этого дурацкого приступа. Тимоти Кавендиш и подумать не мог, что жизнь в этом ужасном месте может стать ещё хуже – а вот поди ж ты. Сперва, конечно, он решил, что готовить тут стали и вовсе безвкусную бурду. Но когда и виски, что они тайком распивали с Эрни, оказался на вкус водой, пришлось признать: тело Кавендиша решило паковать вещи и сбежать тайком куда раньше, чем на это был готов решиться его дух.
И ведь, казалось бы, когда тебе столько лет, что все готовы упечь в дом престарелых, с потерей вкуса можно было бы и смириться. Но для Кавендиша это стало, пожалуй, последней каплей. Если тебе уже и еда не в радость – жди в гости старуху с косой, всё равно от жизни мало проку. Но – боже помоги! – уж если и помирать, то не здесь. Уж Эрни-то, небось, давно что-нибудь на этот счёт придумал.

Выше подвальчика Папы Сонга Сонми никогда не поднималась. Мир был всем, что она могла себе представить, но представлять она могла только то, что уже видела и так. Отрывок из диснея, обрывки разговоров и книга Юны: мир, каким Сонми его воображала, был небольшим и неоново-ярким.
– Будь готова к тому, что ты увидишь, – сказал Хэ-Чжу. – Мы поднимаемся наверх.
Сонми молча кивнула, раскрыв глаза так широко, как только позволял аккуратный, одинаковый для всех моделей, разрез.
И когда двери открылись в ночь – это должна была быть ночь, ночное время стояло на часах, – сверкнуло что-то невообразимо яркое.
– Закрой глаза! – крикнул Хэ-Чжу. Но она уже не успела.
Мир навсегда остался для неё небольшим и неоново-ярким.
– Расскажи мне, что я вижу, – говорила потом Сонми. Он говорил. В памяти блуждали неоновые всполохи. И Сонми всё пыталась прогнать назойливую мысль, что всё должно быть не так. Что почему-то всё должно быть совсем не так.

На земле провидцев Захри хорошо. Зелени у них хватает, воздух сладкий, еда вкусная, трава свежая, да и красиво – кому бы рассказать!
Ему нравится там гулять, но он что-то не возьмёт в толк, откуда у него эта привычка, гулять так долго. Птички рассказывают что-то дурным своим птичьим языком, но их и без понимания послушать приятно. Недалеко есть речушка, где приятно искупаться в жаркий денёк. Племена здесь другие не живут, да их, наверное, и вовсе нету нигде. А может, их и вовсе не было, кто ж знает? Провидцы не говорят, Захри не спрашивает.
Сверчки по ночам стрекочут. Горят костры. Провидцы, бывает, становятся грустнее по ночам – всё смотрят на далёкие звёзды.
Захри, наверное, тут счастливее всех: он так долго болел, покинув свой остров, что даже и не помнит о нём теперь ничего. Терять и не страшно, если не помнишь, что потерял.

Дэвид устало трёт виски, когда под вечер начинает болеть голова. Словно сквозь неё тянутся нити, непоправимое – к непоправимому. Словно кто-то зовёт его, просит, требует – исправить, направить, помочь, подтолкнуть совсем немного, а дальше уж как-нибудь…
Тогда Дэвид открывает ноутбук.
Он пишет.

@темы: текст, тысяча леммингов

@темы: platypuses don't do much, фитнес для дошкольников